Тонкая работа - Страница 130

130

— Мистер Пей?

— Все интересней и интересней, правда? Но вы все поймете, когда прочтете. Вот. — Он раскрывает письмо и вручает мне. — Сначала прочтите с этой стороны. Это постскриптум. И объясняет, по крайней мере, то, что мне все время казалось странным, — почему до сих пор не было никаких вестей из «Терновника»...

Почерк неровный. Чернила размыты. Подношу письмо к свету, пытаюсь разобрать почерк.

...

Уважаемый сэр.

Разбирая сегодня личные бумаги своего хозяина, я нашел это письмо и полагаю, что он намеревался его отправить, однако вскоре после того, как письмо это было написано, сэр, его сразил тяжкий недуг, каковой недуг не отпускает его и по сей день. Мы с миссис Стайлз подумали сперва, что причиной тому стал дерзкий и скандальный побег его племянницы, хотя теперь осмеливаемся предположить, сэр, что письмо его указывает скорее на то, что он был не слишком потрясен этим ее поступком — осмеливаюсь опять же предположить, не более, чем все мы. Со всем уважением посылаем Вам это письмо и надеемся, что оно застанет Вас в добром здравии и веселом расположении духа.

Я поднимаю глаза, но ничего не говорю. Ричард видит выражение моего лица и смеется.

— Читайте теперь остальное.

Я переворачиваю листок. Письмо короткое и датировано третьим мая — с тех пор прошло больше двух месяцев. Вот что там написано.

...

Мистеру Ричарду Риверсу от Кристофера Лилли, эсквайра.

Сэр, я полагаю, Вы увезли мою племянницу, Мод Лилли. Желаю Вам позабавиться. Мать ее была блудницей, а она унаследовала все инстинкты матери, хотя по внешности этого не скажешь. Серьезная задержка в работе моей неизбежна, но, думая об этой потере, я нахожу утешение лишь в одном: сдается мне, что Вы, сэр, такой человек, который умеет обращаться со шлюхами.

Я читаю это один раз, и два, и три, потом снова перечитываю, письмо выпадает у меня из рук. Миссис Саксби тотчас же кидается его поднимать и читает сама. И по мере того как до нее доходит смысл слов, щеки ее наливаются краской.

Добравшись до конца, она вскрикивает:

— Каков негодяй, а?!

От крика ее просыпается Неженка.

— Кто, миссис Саксби? Кто? — лепечет она.

— Да нехороший человек один. От вредности своей и заболел, так ему и надо. Ты его все равно не знаешь. Спи. — И, обращаясь теперь ко мне: — О, моя дорогая...

— Оставьте меня в покое, — говорю.

Письмо подействовало на меня сильнее, чем я могла ожидать. Не знаю, что расстроило меня больше: сами ли жестокие слова или то, что они, очевидно, окончательно доказывают правоту миссис Саксби. Но я не могла допустить, чтобы она или Ричард видели меня в расстроенных чувствах. Я отхожу от них как можно дальше, хотя в тесной кухне дальше угла не спрячешься, — сделав пару шагов, утыкаюсь в бурую стену, постояв там, перехожу к другой стене, потом — к двери и, схватившись за ручку, дергаю ее что было сил.

— Выпустите меня отсюда, — говорю им.

Миссис Саксби идет ко мне. Тянется рукой — но не к двери, а к моему лицу. Оттолкнув ее, я кидаюсь к другой двери, потом к третьей.

— Пустите меня! Пустите!

Она идет за мной, приговаривая:

— Милая моя, не стоит так убиваться из-за старого злыдня. Право же, не стоит он ваших слез!

— Выпустите вы меня или нет?

— Выпустить — но куда же вы пойдете? Разве вы здесь не на всем готовеньком? И если пока не хватает чего, так все ж скоро будет! Вспомните про камушки, про наряды...

Она снова надвигается на меня. И снова я ее отталкиваю. Отступаю к окрашенной в подливочный цвет стене, бью по ней кулаком, еще и еще. Потом поднимаю глаза. Прямо передо мной — настенный календарь, весь исчерканный черными крестиками. Я хватаю его и срываю с гвоздя.

— Дорогая моя, — опять говорит миссис Саксби.

Я поворачиваюсь к ней и кидаю в нее календарем.

Но после этого я принимаюсь плакать, а когда слезы высохли, я понимаю, что стала другим человеком. Вся моя решимость разом пропала. Это письмо так подействовало. Календарь возвращается на гвоздик, и мне все равно — пусть себе висит. По мере того как приближается решающий день, листок его становится все черней. Лето в разгаре. Июнь выдался теплым, и с каждым днем становится все жарче. В дом откуда-то налетело множество мух. Ричард от них просто бесится: гоняется за ними с туфлей, раскрасневшийся и потный. «Подумать только, благородный человек, а чем занимается! — скажет он мне бывало. — Ну можно ли в это поверить, если посмотреть на меня сейчас? Вы бы поверили?»

Я не отвечаю. Мне тоже, как и ему, не терпится дождаться дня рождения Сью, а будет он в августе. Я все скажу, что они мне велят, адвокату или кого они там приведут. Дни мои теперь проходят словно в тревожном, но беспробудном сне, а по ночам — от жары невозможно уснуть, — по ночам я стою у окна-щелки в комнате миссис Саксби и без надежды гляжу на улицу.

— Отойдите оттуда, милочка, — пробормочет, бывало, миссис Саксби, если вдруг проснется среди ночи и застанет меня у окна. Говорят, в Боро свирепствует холера. — А то, не дай бог, холеру ветром нанесет.

Можно ли заболеть, подышав зараженным воздухом? Я ложусь рядом с ней на кровать и жду, когда она заснет, потом снова встаю и подхожу к окну — прижавшись лицом к щелке, вдыхаю теплый уличный воздух.

Я почти и думать забыла, что собиралась бежать. Может, они тоже чувствуют это. Потому что однажды — наверное, в первых числах июля — они уходят, оставив со мной только Неженку.

— Приглядывай за ней, — наказывает ей миссис Саксби, надевая перчатки. — Если с ней что случится — убью!

130