Тонкая работа - Страница 44

—Вы слышите, как поливает? — И чуть погодя: — Кажется, гроза уходит...

Я представила себе подвал, залитый водой. Подумала о моряках в бескрайнем море. Подумала о Боро. Под дождем кровли лондонских домов громыхают. Я представила себе, как миссис Саксби лежит в постели, прислушиваясь к шуму дождя, и думает обо мне.

«Три тысячи фунтов! — сказала она. — Ох ты мать честная!»

Мод оторвала голову от подушки, видно, собиралась с духом. Я закрыла глаза. «Ну вот, сейчас начнет»,— подумала я.

Но она так ничего и не сказала.

Когда я проснулась, дождь перестал и в доме было тихо. Мод лежала бледная как молоко: принесли завтрак, но она не притронулась к еде. Говорила спокойно, причем обо всяких пустяках. Так влюбленные себя не ведут. Впрочем, я надеялась, что вскоре она не выдержит и заговорит о своем возлюбленном. Наверное, ее переполняют чувства.

Она смотрела, как Джентльмен прохаживается под окнами и курит, но так и раньше бывало, а позже, когда он направился к мистеру Лилли, заявила, что пойдет на прогулку — одна, без него. Солнце почти не проглядывало, небо снова заволокло тучами, и земля была в свинцовых лужицах. Воздух был так пронзительно чист и свеж, что у меня голова закружилась. Но мы, как прежде, направились к леднику, потом — к часовне с могилами. Она присела у материнской могилы. Серое надгробие намокло и потемнело от воды. Траву вокруг прибило дождем. Рядом с нами без страха похаживали большие черные птицы, клевали червяков, наверное. Я стала за ними наблюдать. И видимо, тяжко вздохнула, потому что Мод, все еще хмурясь, посмотрела на меня и спросила участливо:

— Вам грустно, Сью?

Я покачала головой.

— Не отпирайтесь, — настаивала она. — Я во всем виновата. Я водила вас сюда, в это тоскливое место, и думала лишь о себе. Но вы знаете, каково это — узнать материнскую любовь и потом ее потерять.

Я отвернулась.

— Ничего. Это не важно.

Она сказала:

— Какая вы сильная...

Я вспомнила о своей матери, умершей на эшафоте, и вдруг мне захотелось — никогда мне этого не хотелось,— чтобы она была обычной женщиной и чтобы умерла, как обычно умирают.

Словно подслушав мои мысли, Мод вдруг тихо сказала:

— А как — ничего, что я спрашиваю? — как умерла ваша мать?

Я сразу и не нашлась. Потом сказала, что она проглотила булавку и задохнулась.

Я правда знала одну женщину, которая умерла таким образом. Мод, услышав мой ответ, охнула. Потом глянула на материнскую могилу.

— А представьте себе, — тихо произнесла она, — что бы вы чувствовали, если бы сами дали ей эту булавку?

Странный вопрос, но, разумеется, я к тому времени привыкла к ее странной манере вести беседу. Я ответила, что очень бы мучилась.

— Правда? — оживилась она. — Видите ли, я не просто так поинтересовалась. Потому что я самим своим рождением убила маму. Я так же виновата в ее смерти, как если бы зарезала ее собственной рукой!

Она посмотрела на свои перчатки — кончики пальцев окрасились от глины.

— Чушь какая. Кто вам такое сказал? Ему должно быть стыдно.

— Никто не сказал. Я сама так думаю.

— Тем хуже, потому что вы умная и сами должны понимать. Разве можно нарочно не рождаться?!

— А я бы хотела — нарочно! — крикнула она.

Черная птица взлетела из-за могилы, громко захлопав крыльями, — звук был такой, словно вытряхивают ковер, вывешенный из окна. Мы, разом повернув головы, стали смотреть, как она летит, а когда я обернулась к мисс, в глазах у нее стояли слезы.

Я подумала: «Ну и чего ты плачешь? Ты любишь, ты любима». И попыталась напомнить ей.

— Мистер Риверс... — начала я.

Но при упоминании о нем она лишь повела плечами.

— Посмотрите на небо, — быстро проговорила она. Небо над нами стало темно-свинцовым. — Кажется, опять будет гроза. А вот и дождь, смотрите!

И закрыла глаза, подставляя лицо под первые капли, и через пару минут уже не понять было, дождь ли струится по ее щекам или слезы. Я шагнула к ней и взяла ее за руку:

— Накиньте плащ.

Дождь полил со страшной силой. Я подняла ей капюшон, застегнула, укутала, как маленькую, — она стояла не шелохнувшись, и я подумала: если бы я не спохватилась, она бы так и сидела на могилке и, наверное, промокла бы насквозь. Я довела ее до часовни. Дверь была заперта, на тяжелой цепи — замок, но над входом был небольшой дощатый навес, по счастью не дырявый. Дождь тяжко лупил по доскам, так, что они дрожали. Подолы наших платьев намокли и отяжелели. Мы стояли бок о бок, прижавшись к двери, а дождь бил в землю своими прозрачными стрелами. Тысяча стрел — на одно несчастное сердце.

— Мистер Риверс просил моей руки, Сью, — вдруг призналась она.

Сказала это самым обыденным тоном — так отвечают затверженный урок, и, хотя я так долго ждала этих слов, ответ мой прозвучал довольно уныло:

— О, мисс Мод, я рада как не знаю кто!

Капля дождя прозвенела меж нами.

— Правда? — сказала она. Локоны ее прилипли к мокрым щекам. — Тогда, — грустно сказала она, — мне очень жаль. Потому что я еще ему не ответила. Не могу же я... Дядюшка мой... Он просто так меня не отпустит. Придется ждать целых четыре года, пока мне не исполнится двадцать один. Ведь это жестоко — просить мистера Риверса так долго ждать?!

Конечно, мы предполагали, что она так подумает. И даже хотели, чтобы она так думала, потому что так она скорее согласится убежать и тайно повенчаться. Я очень осторожно спросила:

— А вы точно знаете насчет дядюшки?

Она кивнула.

— Он не отпустит меня, пока у него есть книги, которые надо читать и изучать; а они-то никуда не денутся! Кроме того, он гордый. Конечно, мистер Риверс джентльмен по рождению, но...