— А вот и я! — сказала, собираясь обрушиться на меня.
Но не обрушилась, хоть я заранее отвернула лицо и старалась не дышать.
Сестра Бекон ее остановила.
— Только не с размаху, — сказала она. — С размаху нечестно. Надо опускаться медленно — а то не годится.
И сестра Флю подалась назад, потом вперед и медленно опустилась, выпрямляя руки и ноги, пока наконец не улеглась на меня всем телом. Мне не хватало воздуха, хотелось вздохнуть. Думаю, если бы подо мной была не кровать, а твердый пол, она бы меня раздавила. Из глаз, из носа, изо рта у меня потекло.
— Пожалуйста! — взмолилась я.
— Она просит пощады! — сказала чернявая. — Пять очков сестре Флю!
Тогда они ослабили хватку. Сестра Флю чмокнула меня в щеку и поднялась, встала посреди комнаты, потрясая над головой руками, как боксер на ринге. Я со свистом втянула в себя воздух, закашлялась, брызгая слюной. Потом они меня снова растянули — настал черед сестры Спиллер. Это было хуже, чем с сестрой Флю — хотя та была тяжелей; когда она легла на меня, острые колени и локти больно впечатались в тело, на ней был жесткий корсет, его края пропилили меня как пилой. От ее волос, обильно смазанных маслом, несло кислятиной, она шумно дышала мне в ухо.
— Ну что, сучка, — сказала она мне, — давай запевай!
Но я не закричала: гордость не позволяла. Я, стиснув зубы, молчала, хотя она давила и так и сяк, и наконец остальные сестры закричали:
— Стыдно, стыдно! Ни одного очка сестре Спиллер!
Она в последний раз двинула меня острым коленом, выругалась и встала. Я оторвала голову от матраса. Из-за слез, лившихся потоком, я почти ничего не видела, но все же за кучкой сестер разглядела фигуры Бетти, мисс Уилсон и миссис Прайс: они лежали и притворялись, что спят, а сами подглядывали за нами и дрожали от страха. Боялись, что настанет их черед. Я их не виню. Я уронила голову на матрас и снова крепко сжала челюсти. Следующей шла сестра Бекон. Щеки ее все еще пылали, а раздутые кисти, по контрасту с белыми локтями, были такими ярко-красными, словно она надела перчатки.
Она нависла надо мной, как сестра Флю, и стала разминать пальцы.
— Ну, Мод, — сказала она. Потянула за край ночной сорочки, расправила поаккуратнее. Похлопала меня по ноге. — Ну, мисс Бумби... Кто у меня умничка?
И обрушилась на меня. Она буквально рухнула — другие сестры опускались медленно и постепенно, — меня в одну секунду словно каменной плитой придавило. Я закричала, и сестры захлопали в ладоши:
— Десять очков!
Сестра Бекон рассмеялась, довольная. Грузное тело ее заколыхалось, и по мне словно катком прокатили, у меня глаза чуть не вылезли из орбит — закричала еще громче. И тогда она еще раз дернулась, на этот раз нарочно. Сестры заулюлюкали. А потом она сделала вот что. Приподнялась на локтях, так что голова ее оказалась прямо над моим лицом, а грудь, ноги и живот по-прежнему давили на меня, и задвигала бедрами. Задвигала определенным образом. Заметив мой изумленный взгляд, подмигнула.
— Нравится, да? — спросила, не переставая двигаться.— Нет? А нам говорили, нравится.
Раздались взрывы хохота. Они хохотали, и во взглядах, которые они бросали на меня, я уловила неприязнь, которую и раньше замечала, но не понимала отчего. Теперь наконец поняла, и сразу же мелькнула догадка: не иначе как Мод нажаловалась доктору Кристи, когда мы еще жили у миссис Крем. Мысль о том, что она рассказала ему про это — в присутствии Джентльмена, — чтобы вернее выдать меня за ненормальную, поразила меня словно удар в сердце. Сколько уже я перенесла подобных ударов, с тех пор как покинула «Терновник», но этот, по крайней мере тогда, был для меня хуже всех. Я чувствовала себя так, словно меня набили порохом и вот поднесли спичку. Я стала вырываться и визжать.
— Слезь с меня! — визжала я. — Слезь! Слезь!
Сестра Бекон, когда я задергалась под ней, смеяться перестала. И сильнее надавила бедрами. Я увидела над собой ее потное разгоряченное лицо и боднула его головой. Нос ее хрустнул. Она закричала. Мне на щеку закапала кровь.
Потом точно не знаю, что происходило. Думаю, сестры отпустили меня, но, видимо, я продолжала дергаться и кричать, будто меня все еще удерживали. Сестра Бекон скатилась с кровати, помню, кто-то — наверное, сестра Спиллер — ударил меня, но я все не унималась. Кажется, Бетти принялась завывать — другие дамы, в соседних палатах, тоже начали кричать и визжать. Сестры забегали.
— Хватайте бутылки и чашки! — кричала одна, протискиваясь к двери вслед за остальными.
Потом, должно быть, кто-то с перепугу дернул за ручку в холле, зазвонил колокол. От звона проснулись санитары, а вслед за ними к нам в комнату вбежал доктор Кристи, на ходу натягивая халат. Увидел меня, бьющуюся в истерике, на лице — кровь сестры Бекон.
— У нее припадок! — закричал он. — Очень сильный. Боже мой, что же ее так напугало?
Сестра Бекон промолчала. Она стояла, закрыв нос ладонью, и не сводила с меня глаз.
— Что это было? — повторил вопрос доктор Кристи.— Что-то приснилось?
— Приснилось, — ответила сестра Бекон. И вдруг оживилась. — Ох, доктор Кристи, — сказала она. — Она повторяла имя какой-то дамы и этак двигалась во сне!
Тут я опять закричала.
Доктор Кристи сказал:
— Ладно. Припадки лечить мы умеем. Санитары, и вы, сестра Спиллер. Водные процедуры. Тридцать минут.
Санитары схватили меня под мышки и подняли с постели. Сестры меня так приплюснули, что теперь, когда я встала вертикально, мне казалось, я лечу. А на самом деле меня волокли под руки: на следующий день я обнаружила ссадины и царапины на пальцах ног. Но как меня тащили с нашего этажа вниз, в полуподвал, — этого я уже не помню. И как миновали «тихую» комнату, и дальше — по темному коридору — туда, где была ванна, не помню. Помню шум воды, бьющей из кранов, холод плит под ногами, по все это смутно. Но что я хорошо запомнила, так это деревянную раму, к которой меня привязали за руки и за ноги, а потом с помощью лебедки стали раскачивать над водой; я судорожно вцепилась в ремни, пытаясь высвободиться.