Камень пролетел мимо в футе от его головы, но звук, когда он ударился о стену, а потом упал на пол, был ужасен. Меня била дрожь, Чарльза тоже. Я глянула на нож в руке, потом отложила в сторону. Дотронулась до своего лица. Щеки и лоб покрылись холодным потом. Я подошла к Чарльзу и опустилась на колени рядом с ним. Он попытался меня оттолкнуть.
— Не троньте меня! — кричал он. — Или лучше убейте! Убейте сразу! Мне все равно!
— Чарльз, послушай меня. — Я старалась, чтобы голос мой не дрожал. — Я правда хорошо к тебе отношусь. И ты не должен думать обо мне плохо. Кроме меня, у тебя ничего нет. Ты потерял место в «Терновнике», и тете своей ты не нужен. Ты не можешь теперь вернуться в деревню. К тому же ты попал в Саутуорк,и без моей помощи тебе отсюда не выбраться. Ты только сильнее заблудишься, а в Лондоне полно жутких типов, они такое делают с потерявшимися светловолосыми мальчиками! Заманят на корабль — и очутишься где-нибудь на Ямайке. Тебе этого хочется? Не плачь, ради бога, не плачь! — Он начал рыдать. — Думаешь, мне не хочется плакать? Меня подло обманули, и человек, который это сделал, лежит теперь в моей кровати, и моя же собственная мать обнимает ее! Тебе этого не понять. Тут вопрос жизни и смерти. Глупо было говорить, что убью ее сегодня. Но дай мне день или два, и я что-нибудь придумаю. Там, в доме, деньги, и — клянусь тебе, Чарльз! — там есть люди, если им рассказать, как со мной обошлись, они с радостью отвалят кучу денег тому мальчику, который помог мне к ним вернуться...
Он затряс головой и продолжал плакать. Наконец и я тоже заплакала. Обняла его, он склонил голову мне на плечо — так мы сидели и выли в два голоса, пока кто-то из соседей не начал барабанить в стену и кричать, чтобы мы замолкли.
— Ну ладно, — сказала я, утирая нос. — Ты уже не боишься, правда? Будешь теперь спать, как хороший мальчик?
Он сказал, что попробует, только если я буду рядом, и мы с ним легли на кровать, ту, что в рыжих волосах, и он заснул, его розовые губы во сне чуть приоткрылись, и дыхание стало ровным.
Я же всю ночь не могла сомкнуть глаз. Представляла себе Мод, как она спит в доме напротив, рядом с миссис Саксби, и рот ее тоже полуоткрыт, как у Чарльза, и похож на цветок, а шея у нее тонкая, белая и беззащитная.
...Когда настало утро, я уже наполовину продумала план. Постояв у окна, я понаблюдала какое-то время за дверью мистера Иббза, но, убедившись, что никто не зашевелился, бросила это дело. Спешить некуда. Сейчас мне нужно было другое: деньги. И я знала, как их достать. Я велела Чарльзу причесаться, сделала ему ровный пробор и вывела из дома с черного хода. Я повела его в Уайтчепел— там, как мне представлялось, вдали от Боро, я могу ходить неузнанной даже без вуали. Нашла подходящее местечко на главной улице.
— Стой здесь, — велела ему.
Он послушался.
— А теперь вспомни, как ты плакал ночью? Давай попробуй поплакать так же.
— Что? — не понял он.
Я взяла его за руку и ущипнула как следует. Он заверещал, потом зашмыгал носом. Я положила ему руку на плечо и быстро огляделась по сторонам. Несколько прохожих с любопытством на нас посмотрели. Я сделала жалобное лицо.
— Прошу вас, сэр, прошу вас, леди, — сказала я. — Я только что встретила этого мальчика, он утром приехал из деревни и потерял своего хозяина. Не дадите ли пару фартингов, чтобы он смог вернуться домой? Он тут один-одинешенек и никого вокруг не знает, заблудится еще. Курточка его осталась в хозяйской телеге. Благослови вас Бог, сэр. Не плачь, паренек! Смотри, этот джентльмен дает тебе два пенса. А вот и еще! А говорят, что в Лондоне добрых людей не сыщешь — это в деревне так говорят... Ошибаются...
Конечно же, увидев, что джентльмен дает ему деньги, Чарльз еще сильнее расплакался. Но слезы его были словно магнит. В тот первый день мы насобирали три шиллинга — и заплатили за комнату, а когда и на следующий день вышли попрошайничать, правда на другой улице, нам дали целых четыре. И мы купили еды. Оставшиеся деньги вместе с распиской за куртку Чарльза я спрятала в туфле. Я даже спала теперь в туфлях.
— Хочу куртку, — канючил Чарльз поминутно, и я каждый раз отвечала ему:
— Завтра. Обещаю. Клянусь. Еще один день...
А потом до самого вечера я стояла перед ставнями, глядя в сердцевидный глазок. Следила за домом, прикидывала, что там делается. Изучала его, как взломщик. Я видела, как приходят воры, приносят краденое мистеру Иббзу, видела, как он поворачивает ключ в замке, опускает шторку. Когда мелькали его руки, его честное, открытое лицо, я готова была разрыдаться. Думала: «Может, побежать к нему?» А потом, чуть погодя, я увидела Джентльмена, и опять меня сковал страх. Потом появилась Мод у окна. Она часто стояла там, прижавшись лбом к оконной переборке, — как будто знала, что я на нее смотрю, и насмехалась надо мной в открытую! Я видела и Неженку, которая заходила по утрам помочь ей одеться, укладывала волосы в прическу. И еще я видела миссис Саксби — по вечерам она эту прическу расплетала. Как-то раз я увидела, как она поднесла прядь волос к губам и поцеловала.
Я же могла только бодать лбом стекло, слушая скрип потревоженной рамы. А ночью, когда в доме напротив гасли огни, я брала свечу и ходила по комнате, туда-сюда, туда-сюда, от стены к стене и обратно.
— Они их всех прибрали к рукам, — бормотала я. — И Неженку, и мистера Иббза, и миссис Саксби, и даже, наверное, Джона с Филом. Как паучищи какие, оплели своими сетями. Нам надо быть осторожными, Чарльз. Да-да! Что, если они уже знают, что я сбежала от доктора Кристи? Теперь-то уж точно знают! Они выжидают, Чарльз. Поджидают меня. Вот она и не выходит из дома — еще бы, боится, небось, оставить миссис Саксби без надзора. Хотя он — он выходит. Я его видела, и не раз. Я тоже выжидаю. Хотя они об этом не подозревают. Он-то выходит. В следующий раз, как только он уйдет, мы и приступим. Я — муха, за которой они охотятся. Они меня не заловят. Мы пошлем к ним тебя. Об этом-то они и не подумали! Ну как, Чарльз?