Потом, пока я ходила по комнатам, подбирала разбросанные книги и диванные подушки, убирала на место наперсток и закрывала шкатулку для рукоделия, я все поглядывала на нее украдкой. Видела, как она вертит письмо в руках и теребит — ясное дело, не может разорвать конверт, ведь на руках перчатки. И вот, покосившись в мою сторону и стараясь казаться беззаботной — и тем самым ясно давая понять, насколько это для нее важно, — она стянула одну перчатку, надломила печать, вынула письмо из конверта и, держа его обнаженной рукой, стала читать.
Потом я услышала глубокий радостный вздох. Подобрала подушку и принялась выбивать из нее пыль.
— Хорошие новости, мисс? — спросила я. Мне казалось, я просто обязана поинтересоваться.
Она не сразу ответила. Потом улыбнулась:
— Очень хорошие. — И поправилась: — Для дядюшки, конечно. Это от мистера Риверса, из Лондона. И что же он пишет, как думаете? Он возвращается в «Терновник» завтра.
Улыбка на ее губах держалась весь день как приклеенная, а после часа, вернувшись от дядюшки, она не села шить, не пошла на прогулку и даже в карты не стала играть, а все ходила взад-вперед по комнате, то и дело останавливаясь перед зеркалом — то бровки пригладит, то губки потрогает, а со мной ни слова, будто меня и нет.
Я достала карты и села играть одна. Вспоминала Джентльмена, как он раскладывал королей и дам в кухне на Лэнт-стрит. Потом подумала о Неженке. Ее мать — она утонула — умела по картам предсказывать будущее. Я много раз видела, как она это делает.
Мод все еще в задумчивости стояла перед зеркалом, и я предложила:
— Не желаете ли узнать свое будущее, мисс? Я вам карты разложу.
При этих словах она оторвалась наконец от созерцания своего лица и произнесла:
— А мне казалось, только цыганки гадать умеют.
— Моя бабушка была цыганской баронессой, — сказала я. — Вы только не говорите Маргарет и миссис Стайлз.
В конце концов, может, и правда моя бабуля была цыганской баронессой, кто знает? Я собрала карты в колоду и протянула ей. Поколебавшись немного, она села рядом со мной, расправила на коленях свою громоздкую юбку-колокол и спросила:
— Что я должна делать?
Я сказала: закрыть глаза и посидеть так минутку, думая о самых дорогих ее сердцу предметах, что она с готовностью и исполнила. Потом велела ей взять колоду и, отсчитав первые семь карт, положить их рубашкой вверх — кажется, мать Неженки именно так и делала, а может, надо было взять девять карт, я точно не запомнила.
Пристально посмотрев ей в глаза, я произнесла сурово:
— Итак, вы действительно хотите знать свою судьбу?
— Сью, вы меня пугаете! — отвечала она.
Я повторила:
— Так вы действительно хотите знать свою судьбу? Что карты скажут, то и надо исполнять. Горе тому, кто попросит карты указать ему путь, а сам сделает по-своему. Обещаете ли вы покориться судьбе, которую они предскажут?
— Обещаю, — тихо сказала она.
— Хорошо. Вот она, ваша жизнь, вся как на ладони. Давайте посмотрим, что было прежде. Эти карты показывают ваше прошлое.
Я открыла первые две карты. Это была дама червей и тройка пик. Я их, конечно же, узнала, потому что, пока она сидела зажмурившись, я быстро перебрала колоду — так бы всякий поступил на моем месте.
Я посмотрела на карты долгим взглядом и сказала, нахмурившись:
— Хм-хм-м... Карты говорят о печали. Вот у нас добрая и красивая леди — видите? — а вот разлука и первые страдания.
Она прижала руку к сердцу.
— Продолжайте, — сказала она, а у самой лицо белое как мел.
— Давайте посмотрим, — продолжала я, — на следующие три карты. Они показывают ваше настоящее.
И быстренько их раскрыла.
— Бубновый король! — воскликнула я. — Строгий пожилой джентльмен. Пятерка треф: рот на замке. Кавалер пик...
Но продолжать не спешила. Она склонилась ко мне.
— Что это значит? — спросила тихо. — Этот кавалер?
Я сказала, что это благородный юноша с добрым сердцем, и она с таким наивным удивлением посмотрела на меня, что я ее чуть не пожалела.
— Мне страшно! Не переворачивайте больше, не надо!
— Но, мисс, я обязана продолжать. Иначе счастье отвернется от вас. Смотрите, эти карты показывают ваше будущее.
И открыла первую. Шестерка пик.
— Дальняя дорога! — воскликнула я. — Может быть, путешествие с мистером Лилли? Или свадебное путешествие...
Она ничего не сказала на это, только сидела и смотрела на карты, которые я ей открыла.
— Покажите последнюю, — попросила она шепотом.
Я показала. Она первая увидела.
— Дама бубен, — пролепетала она и нахмурилась. — Что это?
Я и сама не знала. Я рассчитывала открыть двойку червей — влюбленные сердца, но, должно быть, напутала, и карта осталась в колоде.
— Бубновая дама, — сказала я наконец. — Несметные богатства, наверное.
— Несметные богатства?
Она отодвинулась от меня и посмотрела вокруг — на выцветший ковер, на черные стены. Я собрала карты и перемешала колоду. Она пригладила юбку и поднялась из-за стола.
— Что-то не верится, — сказала она, — что ваша бабушка была цыганкой. Слишком светлое у вас лицо. Нет, не верю. И мне не понравилось предсказание. Забава для слуг.
Отошла от меня и снова встала перед зеркалом. Я думала, что она скажет мне что-нибудь более приятное, но напрасно надеялась. А на полу под стулом я заметила двойку червей. Карта упала на пол — и она наступила на нее каблуком, отчего край карты замялся.
С тех пор я всегда узнавала эту карту, когда мы с ней в последующие дни садились играть. В тот день, однако, она велела мне отложить карты: мол, от одного вида их ее тошнит, и вообще ей все надоело. Она легла в постель и попросила принести ей чашку воды. А раздеваясь, я заметила, как она достала какой-то флакончик и накапала в чашку три капли. Это была какая-то микстура для сна. Раньше я не замечала, чтобы она принимала микстуру. После этого она стала зевать. А когда я на следующий день проснулась, она не спала, лежала, зажав губами прядь волос, и рассматривала фигуры на балдахине.