Тонкая работа - Страница 85

Она смотрит на меня с презрением.

— Сейчас вы со мной добрая, — говорит она, вырывая руку и натягивая рукав, — для битья у вас теперь другой будет. Хорошо бы. Надеюсь, успеете набить ему синяков, пока он вам не набил.

Слова ее меня слегка обескуражили, но лишь слегка, и, когда она уходит, мне кажется, я начисто о ней забываю. Потому что и Ричарда тоже нет рядом: он уехал за три дня до этого — по делам моего дяди и по нашим, конечно, и все мои мысли — только о нем, о нем и о Лондоне. Лондон! В котором я никогда не была, но который представляю себе так живо, что мне кажется, я его знаю. Лондон, где я наконец обрету свободу, отброшу старое и заживу совсем по-другому — без чужой, навязанной мне воли, без этих давящих переплетов и корешков — без книг! В моем доме совсем не будет бумаги!

Я лежу на постели и пытаюсь представить дом, в котором буду жить в Лондоне. Но не могу. Вижу только ряд потайных уголков для свиданий — темных, тесных, с душными сводами, комнат, похожих на темницы, — комнат для утех Приапа и Венеры. Я сдаюсь. Ладно, потом я его увижу яснее. Я в этом уверена. Встаю и принимаюсь ходить по комнате и снова думаю о Ричарде, как он рыщет по городу, пробирается в мрачный воровской притон у реки. Представляю грубые приветствия воров, вижу, как он сбрасывает пальто и шляпу, греет руки у камина и оглядывается вокруг. Вижу, как он, подобно Макхиту, вглядывается в окружающие его лица — миссис Аспид, Бетти Стибри, Дженни Козни, Молли Нагли, — и вот наконец та, кого он искал...

Сьюки Сопли.

Я думаю о ней. Вижу, какие у нее волосы — светлые, какая фигура — она толстушка, какая походка, какой цвет глаз — я почему-то уверена, что они голубые. Я засыпаю, и она мне снится: говорит со мной, зовет по имени и хохочет.

Мне снится этот сон, когда в комнате появляется Маргарет. В руке у нее письмо — от него.

«Она наша», — написано там.

Я читаю письмо, потом падаю навзничь на подушку и прижимаю его к губам. Губы касаются гладкой бумаги. Словно он мой возлюбленный — или она. Потому что и любовника так страстно не ждут, как я жду ее.

Но мне нужен не возлюбленный — мне нужна свобода.

Я бросаю письмо в огонь и сажусь писать ответ.

...

«Буду рада, если Вы сразу же пришлете ее ко мне. Мне она наверняка понравится. От одной мысли о том, что она явилась ко мне из Лондона, где находитесь Вы, мистер Риверс, она уже делается мне дорога». О том, что писать, мы условились заранее, еще до его отъезда.

Теперь, когда письмо отправлено, мне остается только ждать — день, другой. На третий она приезжает.

Она должна была быть в Марлоу в три часа дня. Я посылаю за ней Уильяма Инкера — загодя. Но вот я сижу и думаю, что она уже близко, а двуколка возвращается без нее: сильный туман, поезда запаздывают. Я хожу по комнате и не могу остановиться. В пять часов снова посылаю Уильяма на станцию — он снова возвращается один. Тогда я сажусь ужинать вдвоем с дядей. Когда Чарльз наливает мне вина, спрашиваю у него:

— Есть ли известия о мисс Смит?

Дядя слышит мой шепот и отсылает Чарльза прочь.

— Вам что, Мод, приятнее разговаривать со слугами, нежели с вашим дядей? — ехидно замечает он. После отъезда Ричарда он все время брюзжит.

В наказание он после ужина велит мне почитать гадкую книгу, и одно лишь перечисление жестокостей действует на меня успокаивающе. Но когда я поднимаюсь к себе, в промерзшие и тихие комнаты, меня снова охватывает беспокойство. Маргарет помогает мне снять платье, укладывает в постель, я встаю и начинаю ходить — от камина к двери, от двери к окну — и смотрю, не едет ли кто, не светит ли вдали фонарь двуколки. И вот я его наконец вижу. Он слабо мерцает в тумане и временами мигает — это когда лошадь с экипажем оказывается за деревьями, — он мигает, словно предупреждает об опасности. Прижав руку к груди, смотрю в окно. Вот экипаж приближается, лошадь замедляет шаг — я смотрю не на повозку, не на Уильяма, а на смутную фигуру, что сидит позади него. Они сворачивают за дом, и я бегу в комнату Агнес — теперь это комната Сьюзен, — и приникаю к окну, и наконец ее вижу.

Она поднимает голову, смотрит на стены конюшни, на циферблат часов. Уильям спрыгивает с повозки и помогает ей спуститься. Лицо ее скрыто под капюшоном. Она во всем темном и кажется очень маленькой.

Но она — вот она, наяву. Заговор наш стал явью! Я чувствую, что сила его крепнет, и меня охватывает трепет.

Сейчас, однако, поздно звать ее к себе. Придется еще подождать, а ее тем временем покормят ужином и проводят в горницу, а потом я буду лежать, прислушиваясь к ее шагам и бормотанию, и неотрывно смотреть на дверь — всего-то несколько оструганных дощечек! — что отделяет ее спальню от моей.

Но не выдерживаю и подхожу к двери, прислушиваюсь — и ничего не слышу.

На следующее утро Маргарет одевает меня очень тщательно, и, когда она затягивает корсет, я говорю:

— Наверное, мисс Смит уже приехала. Вы ее видели, Маргарет?

— Да, мисс.

— Как вы думаете, она подходит?

— Куда это подходит?

— Ну, мне в служанки.

Она качает головой.

— Похоже, у нее манеры не очень, — говорит она. — Хотя, конечно, раз пять была во Франции и вообще... Сообщила это мистеру Инкеру.

— Мы должны быть с ней поласковее. Здесь, после Лондона, ей может показаться скучно.

Маргарет не отвечает.

— Попросите миссис Стайлз привести ее ко мне, как только она позавтракает.

Я всю ночь провела в полудреме, думая о ней. Я должна поскорее увидеть ее — прежде, чем пойду к дяде, иначе я совсем разболеюсь.